Андрей Житинкин веселый человек. И спектакли свои он ставит для веселых людей. Веселых, отвязных, легкомысленных и молодых.

Житинкин отнюдь не «больной», как возмущенно квалифицировала его часть публики, покидая Театр на Малой Бронной после просмотра «Лулу». Напротив, в этом зрелище чувствуется переизбыток жизненных сил и суперздоровый цинизм. Крепкая режиссерская рука ни разу не дрогнула, и на свет появился самый прикольный, самый стебный и глумливый спектакль, который лично мне когда-либо доводилось смотреть.

Житинкин явно издевается над зрителями, но в издевке его нет злобы, а есть какое-то естествоиспытательское любопытство: когда же, наконец, они, стуча креслами и башмаками, потянутся к выходу? А еще лучше —когда начнут громко, в голос смеяться? Не происходит однако ни того, ни другого. Зал в раздраженном, но молчаливом недоумении высиживает три с половиной часа, более чем скромно рукоплещет (на премьере подобный аплодисмент равноценен провалу) и позволяет себе отвести душу только в гардеробе. А зря. Если бы расслабились пораньше, могли получить удовольствие. «Лулу» Франка Ведекинда — блестящая комедия. Не знаю, как она написана, но поставлена именно так. Спасибо Житинкину за предоставленную возможность вдоволь нахихикаться.

Конечно, юмор слегка отдает трупным запашком — сцена-то оформлена под морг. Кафель, клеенка, санитары со стремянками и крылышками и странные, мутного зеленого стекла, многоэтажные соты, где в каждой из ячеек тихо проводит весь спектакль отдельный «жмурик» — лежит себе и кушать не просит. Такой стеклянный зверинец. Все на виду, как в произведении Федора Михайловича Достоевского «Бобок». Несколько отделений пустуют — чуть позже станет ясно, для чего.«

Лулу», как хороший анекдот, хочется пересказывать снова и снова. Вот слушайте. Женщина, то есть сама Лулу (Алена Яковлева), позировала художнику (Александр Терешко). Художник начал к ней приставать. В разгар процесса вошел муж (Геннадий Сайфулин), взмахнул в ярости палкой и умер. Санитары немедленно пристроили тело в вакантную ячейку. Далее художник очень убедительно молится, а женщина произносит две взаимоисключающие фразы: «Я села на мель» и «Теперь я богата», и выходит замуж за художника.

Невзирая на это, она продолжает встречаться со своим первым и главным любовником Людвигом Шеном (Олег Вавилов). Интересно, что по отношению к Лулу Людвиг сыграл такую же роль, как Афанасий Иванович Тонкий в жизни Настасьи Филипповны Барашковой. Измена обнаруживается, художник рыдает, Людвиг обзывает его мудаком (извините, но из пьесы слова не выкинешь), художник запирается в ванной и перерезает себе горло. Понятно, что тара под него давно готова.

Ясно также, что следующим супругом Лулу становится Людвиг. Теперь он бродит по сцене с голым пузом, зовет жену электроламповой кличкой Миньон, терзается небеспочвенными подозрениями и размахивает пистолетом. В целях самообороны новоявленная миссис Шен вынуждена его застрелить. Персонаж Вавилова сыграл в стеклянный ящик с нечеловеческой эффектностью. Хлопнул последний бокал шампанского, благословил родного сына на жизнь с Лулу и отбросил коньки в сторону зрителей… Тут примчались санитары, в общем, дальнейшее известно.

Лулу попадает в тюрьму, через год сбегает оттуда при помощи немолодой занудной лесбиянки (Александра Николаева) и живет, как было ей завещано, с Шеном-младшим (очень красивый, очень похожий на папу Кирилл Козаков; кстати, Козаков-старший сидел в зале, как оплеванный). На протяжении всего второго акта прочие персонажи достают Лулу шантажом и домогательствами: с горя она идет в проститутки; один из ее многочисленных клиентов — черномазый принц —убивает последнего мужа; другой — профессиональный маньяк —кончает надоевшую лесбиянку, а потом и саму Лулу. Лежит она такая, вся из себя убитая, в дезабелье, тут ненадолго воскресает лесбиянка и нежно говорит трупу: «Дай я в последний раз посмотрю на тебя»… Санитары, видя такую прорву клиентов, работать отказываются, и вскоре все покойники благополучно выходят на поклоны. Полный этот самый… Конец.

Если вы еще не под стулом, значит, у вас совершенно атрофировано чувство юмора.

Как все хорошо сохранившиеся актрисы, в своем не юном уже возрасте Яковлева играет преимущественно ногами, резвится и лепечет на манер трехлетней девочки, безбожно кокетничает сразу на два фронта — по роли и по жизни, и старательно изображает нимфоманку — перед художником оголяется, Вавилову залезает в ширинку, даже собственного папу пытается соблазнить аппетитными ляжками. Потом, правда, выясняется, что папа не родной, а приемный, точнее приблудный (неожиданная и весьма удачная роль Георгия Мартынюка — небритый, с красным носом, в заношенном пальтеце, он изменился до полной неузнаваемости). На самом же деле Лулу любит только себя, причем настолько пылко, что вполне могла бы обойтись без помощи мужчин. 

Главная актерская задача Яковлевой — менять парики, туалеты и боевой раскрас. Сценограф Андрей Шаров оказался в своем репертуаре, то есть одел новый спектакль своего доверчивого друга Житинкина в очередные бредовые тряпки. Пальто из чайной скатерти на художнике. Кургузый детский пиджачок на Вавилове. Доктор, похожий на старого кенара. Козаков с лампасами. Акробат в уланском мундире. Неадекватно короткая юбка у бедной Лулу. Дикие сочетания цветов, из коих белое с ярко-красным — еще не худший вариант. Крупный горох, парашютные шелка, мушкетерские перья. Буйство фантазии уравновешивается вещами банальнейшими, как то: кремовые брюки, лакированные штиблеты, меха и массивные «драгоценности». Все, что приятно носить в жизни, но скучно наблюдать на сцене….

Хлыст не щелкает, пистолет стреляет через раз, по залу плывет вонь от пистонов и фейерверков, грохочет гром, блистают молнии — такие спектакли всерьез не ставятся и, бога ради, не надо с серьезными лицами их судить. Житинкин просто пошутил. Может быть, рискованно. Может быть, для главного режиссера несолидно. Ну веселый он человек, что с этим поделаешь?