Одно из главных событий начинающегося театрального сезона — премьера трилогии Тома Стоппарда «Берег утопии», посвященной персонам и персонажам российской истории, с большим успехом состоялось в прошлые выходные. Событие вышло действительно нерядовым. Именно поэтому мы решили вместо обычной рецензии записать диалог двух культурных обозревателей газеты ВЗГЛЯД Алисы Никольской и Дмитрия Бавильского.

Три пьесы — «Путешествие», «Кораблекрушение» и «Выброшенные на берег» — объединены общими персонажами и тонкой капиллярной системой лейтмотивов. Зрители, присутствовавшие на представлении, стали свидетелями подлинного триумфа зарубежного драматурга и русского театра.

Впервые в истории отечественной сцены театра эту громаду, состоящую из трех спектаклей, идущих более 9 часов, смогли поднять Молодежный академический во главе с режиссером Алексеем Бородиным, сценограф Станислав Бенедиктов и практически вся труппа театра. Пресс-релиз говорит о работе 68 актеров, 70 персонажей, 1350 костюмах, которые понадобились для рассказа о 35 годах из жизни хрестоматийных, знакомых по учебникам фигур.

Стоппард, известный прежде всего сценарием фильма «Влюбленный Шекспир» и интеллектуальными пьесами («Гильдестерн и Розенкранц мертвы», «Аркадия») обратился к грандам русской культуры для того, чтобы еще раз высказаться на главные свои темы — соотношения реальности и вымысла, искусства и реальности.

Дмитрий Бавильский:
Трилогия Стоппарда «Берег утопии» — произведение без преувеличения выдающееся: поразительно, как к художественной и достаточно емкой форме сведены гигантские тома воспоминаний и первоисточников.

Персонажи, среди которых Бакунин, Герцен, Огарев, Белинский, Тургенев, Чернышевский, многие другие известные русские и многие другие русские и западные авторы и деятели (Чаадаев, Маркс) говорят словами своих собственных текстов, приведенных в состояние вполне сценических диалогов и монологов, в которых, как и положено в хорошей пьесе, нет ничего лишнего или случайного — все слова движутся и ведут действие за собой.

Хотя, конечно, вычленяется и основной пратекст «Берега утопии» — «Былое и думы» Герцена, из-за чего главным персонажем трилогии, с точки зрения которого показывается все происходящее, назначается именно Герцен.

И эта центральность нескольких фигур (Герцен, Огарев, Тургенев, Бакунин) решается режиссером очень правильно — актеры, играющие окружение этих главных персонажей, из спектакля в спектакль меняются, а главные фигуры нет.

Именно отсюда возникает вопрос о цельности постановки. Как ты считаешь, это один спектакль или все-таки три? Мы смотрели их с тобой один за другим в течение одного дня, а вот как быть менее стойким зрителям?

Алиса Никольская:
В РАМТе до сих пор не решен вопрос, как лучше играть «Берег», в один день или в три. Первое выглядит более разумным. Потому что между тремя частями нет той разницы, что позволила бы назвать их отдельными, законченными произведениями.

Они выдержаны в одной режиссерской стилистике, играются в единых декорациях — кстати, довольно условных, что позволяет с легкостью менять место действия. К тому же их есть смысл смотреть исключительно друг за другом.

Это проще, в том числе физически: не каждый человек будет тратить целых три вечера на одну, пусть и очень длинную историю. К тому же детективной интриги, позволяющей напряженно думать: «А что же дальше?» — и возвращаться за новой серией, здесь нет. Зато спектакль сделан легко, не перегружен деталями, с бережным отношением к тексту и вниманием к актерским индивидуальностям.

Таким образом, мы выходим на один из больных вопросов относительно «Берега»: это вопрос целевой аудитории. Кому адресован этот спектакль? Безусловно, специалисты всех мастей, от филологов до историков, найдут здесь применение своим знаниям. Постоянные зрители РАМТа, поклонники актеров, тоже пойдут смотреть. Благо, актерские работы здесь вполне достойные. Но что будет, когда эти категории закончатся? Здесь театр сильно рискует.

Хотя риск вызывает уважение. Потому что поднять такую огромную работу, справиться с ней, не блокируя на два года — столько шли репетиции — текущую работу коллектива, не смогли более нигде. К тому же этот текст Стоппарда просто обязан был появиться на российской сцене.

Дмитрий Бавильский:
Главная метафора текста Стоппарда заложена в его художественном решении: у трилогии (особенно в первой ее части) сложный, путаный хронотоп… Сцены идут не хронологически, но произвольно, прошлое и будущее, порой, меняются местами, в трилогии масса снов, флешбэков и наплывов, из-за чего нужно всё время сверяться с программкой.

Кинематографический достаточно жест, который хорош и внятен, когда читаешь пьесу, или если бы «Берег утопии» оказался фильмом, в котором очень легко представить титры типа «прошло три года» или «прошлым летом в Премухино».

В пространстве спектакля этих отбивок не существует, и ты следишь за перемещением места и времени действия по программке. Манипуляции со временем и пространством нужны Стоппарду, чтобы показать главную свою мысль — люди не ведают, что творят.

И дело даже не в том, что персонажи трилогии оказали значительное влияние на ход российской и мировой истории. Даже самые простые люди, жены, дети, слуги — они ведь тоже не знают, чем всё закончится.

Так возникает важнейшая тема «Берега утопии» — тема незнания будущего. Нас всех ожидает одна ночь, все действия наши — суета сует и тщета, какими бы общественно важными вопросами те или иные жизни ни прикрывались. Нормальная такая экзистенциальная драма, разыгранная на примере исторически активных персон.

Разыгранная, кстати, весьма остроумно и самодостаточно, из-за чего становится совершенно непонятным, кому же всё-таки в первую очередь аплодируют зрители — тексту или актерам?

Алиса Никольская:
Здесь происходит интересное совмещение. Зритель прежде всего следит за тем, как развивается сюжет. Наблюдает за взаимоотношениями героев. За то, чтобы герои были интересными, привлекали внимание, ответственны актеры. Однако им в уста вложен текст, сам по себе настолько вкусный и образный, что временами кажется: никакая актерская игра не нужна, можно просто слушать.

Стоппард выворачивает наизнанку те события, которые, кажется, нам хорошо известны. Он осмысляет нашу историю без пиетета. Неизбежного, если бы об этом писал русский автор. Кроме того, он делает важную вещь: сбрасывает исторические фигуры с котурнов, сдувает пыль. Показывает живых людей. Молодых, глупых, увлеченных. Подчинивших свою жизнь абстракциям и не сумевших ощутить всю прелесть существования. Хотя то, о чем они думали днями и ночами напролет, казалось им важным. Прекраснодушные чудаки, казавшиеся себе значительными — и ставшие такими для истории. 

В спектакле хватает качественных актерских работ. Не все еще могут внутренне распределяться, чтобы их хватало на столь длительное существование. Особенно сложно приходится Илье Исаеву — Герцену: он должен показать жизнь героя от юности до старости. К тому же Герцен центральный персонаж, он должен быть камертоном большинства сцен. Исаев глубокий актер, внутренне содержательный. Для него это роль «на вырост», и ему есть куда расти.

Кстати, заслуга Бородина в том, что он при распределении учел почти все уже сыгравшиеся дуэты, ансамбли и использовал их в спектакле. Актеры, чувствуя друг друга давно и точно, качественнее работают совместно.

Дмитрий Бавильский:
Да, уж, без пиетета — это точно. Показать Бакунина (Степан Морозов) этаким Ноздревым или вывести на первый план слабый мочевой пузырь Тургенева (Алексей Мясников), изобразить неистового Виссариона неловким неврастеником (Евгений Редько), а легендарного Огарева (Алексей Розин) спившимся увальнем — это, конечно, вызвать в зрительном зале шок и оторопь. Понятно, что мы имеем дело с авторской интерпретацией и интеллектуальной версией, одной из?

Но как быть со школьниками, которые придут в РАМТ вслед за интеллектуалами премьерных спектаклей? Ведь времени у школьной программы много меньше, нежели у людей, трепетно относящихся к отечественной истории и словесности и понимающих, что Стоппард говорит не столько о них, сколько о себе и своем собственном существовании. 

Не получится ли так, как это, скажем, происходит с «Войной и миром», по которой теперь мы составляем свое представление о войне с Наполеоном. Причем в данном случае я не имею в виду даже великий роман Льва Толстого?

Алиса Никольская:
Поспорю с тобой по поводу оценки некоторых актеров. На мой взгляд, работа Евгения Редько — едва ли не лучшая в спектакле. В самой первой сцене он, правда, перебирает с комикованием.

Но все последующие сделаны актером с ювелирной точностью. Он один из немногих, кто произносит длинные сложные монологи не потому, что они написаны автором (этим, увы, грешит изрядное число занятых в спектакле), а абсолютно осмысленно.

Очень точно показаны личностные метания Белинского, переживания и размышления о месте его профессии на общем поле. Что, кстати, должно быть знакомо и нам, работающим на этой ниве более века спустя. Во всяком случае, у меня порой во время сцен с Белинским было желание воскликнуть: откуда актер это знает? А как он рассуждает о Пушкине, о драматургии, красочно, но ненавязчиво интонируя каждое слово?

Белинский выглядит по-настоящему крупной фигурой. Близкой, понятной — и крупной. Чего, увы, не получается сказать о некоторых его сокамерниках. Степан Морозов, демонстрировавший высокий уровень в «Романе с кокаином», «Лоренцаччо», «Инь и Ян», с ролью Бакунина не справился.

В первой части неуместную и неумную горячность его героя еще можно было оправдать молодостью. Но в третьей, когда потребовалось сыграть человека, многое пережившего, актер окончательно забуксовал. И Бакунин оказался посмешищем, чудаком.

Вообще актерский фон в спектакле весьма неровный. Старшее поколение работает в реалистической манере, отчего Стоппард становится похожим на Островского.

Особенно этим «грешит» самая первая часть, где бесконечные чаепития и прогулки по саду словно порождают интонации для «купеческих пьес». Здесь и молодые сбиваются на быт. У кого-то, как у Анны Ковалевой — Варвары Бакуниной, это получается вкусно и притягательно, у кого-то на порядок хуже.

Актеров на сцене много, ролей — еще больше. Приятно, когда за несколько минут удается обрисовать героя и оставить впечатление о нем. Юрий Григорьев отлично показывает и ершистого редактора Полевого, и «правильного» адвоката Франца Отто. Отлично выходит у Алексея Блохина спорщик Тимофей Грановский. А вот Чаадаев у Алексея Маслова выглядит довольно бесцветно.

Вообще спектакль держится в основном на мужчинах. Большинство женских ролей не сложилось. В первой части, где речь идет о сестрах Бакуниных, приходится тратить много времени, чтобы отличить одну от другой.

В дальнейшем же, где женщинам отведено не так много сценического времени, они и вовсе теряются. Выделяется только Нелли Уварова — ее героини самые значимые. Кокетка-философиня Натали Беер и жена Герцена, наивнейшая романтичная Натали Герцен, выглядят интересно. Хотя эта актриса способна на большее.

Опять же хочется вернуться к вопросу ансамбля. В РАМТе умеют чувствовать партнера, помогать ему. Поэтому сильный может вытянуть за собой того, кто послабее.

Интересный вопрос, стоит ли водить на «Берег» школьников. По моему убеждению — стоит. Потому что сегодняшний молодой человек настроен достаточно цинично и не воспримет исторический контекст в «правильной» вариации. А в интерпретации Стоппарда — еще как воспримет.

Таким образом, для своей целевой аудитории РАМТ проводит бесценный ликбез. Подвигая их на дальнейшие размышления. Кстати, как ты думаешь, что может привлечь в этом спектакле человека, обладающего достаточным количеством знаний и в ликбезе не нуждающегося?

Дмитрий Бавильский:
Спектакль РАМТа «оживляет» хрестоматию, покрытую слоем музейной пыли. Еще читая пьесу, я понял, что мне хочется перечесть «Былое и думы», поданные Стоппардом удивительно современно.

Когда я читал пьесу, то мне показалось, что главное в ней — калейдоскоп из идей и метафор, принадлежащих нашим классикам — несмотря на то что Стоппард «запихивает» их в достаточно компактные монологи, занимают они довольно много времени и оттого перетягивают внимание на себя. Однако же когда я смотрел на сцену, мне показалось, что спектакль не столько об идеях, сколько о людях, кружащихся друг вокруг друга, вовлеченных в нескончаемый мелодраматический хоровод, этакую «Санта-Барбару» в условно исторических костюмах. Персонажи отечественного культурного пантеона выглядят как соседи по дому, отчего акценты несколько смещаются.

Скажем, «Путешествие», первую часть трилогии, с сильными нотками (как пишут про состав одеколонов) проблематики «отцов и детей», Бородин ставит, как мне показалось, про Любовь (Ирина Таранник), жизнь рано умершей сестры Бакунина.

Она ведь отнюдь не является важным действующим лицом, но тем не менее самые пронзительные и атмосферно точные сцены связаны с ее появлением. А как тебе показалась тактичная и многоуровневая сценография Станислава Бенедиктова?

Деревянный серый помост (помнишь, у Бродского: «здесь в моде серый цвет — цвет времени и бревен») стилизованного корабля, на которым постоянно возникают и движутся супрематические композиции. Бенедиктов привлекает опыт русского художественного авангарда с обязательными намеками, ну, например, на Малевича, для того чтобы лишний раз подчеркнуть утопичность воззрений и деяний персонажей, которые хотели как лучше, а получилось как всегда?.

Алиса Никольская:
Очень важное у тебя определение для сценографии: «тактичная». Действительно, Бенедиктов не строит павильонов, не увлекается деталями, очень сдержанно обращается с цветовыми переходами. Всего несколько штрихов — и гостиная превращается в парк, а улица города — в палубу парохода. Бородин добавляет в эти изменения компонент игры: место действия перестраивается у нас на глазах, при помощи человеческих рук.

Кстати, именно такое пространство позволяет достигнуть эффекта постоянного движения. Герои Стоппарда всё время куда-то стремятся, от кого-то убегают. От власти, от врагов. От самих себя. Пытаются поймать, ощутить те абстрактные идеи, что кажутся им такими прекрасными.

Воздух нельзя увидеть, нельзя взять в руки. И обойтись без него тоже нельзя. Для персонажей «Берега» идеи становятся тем самым воздухом. Не будь они мечтателями, нам не так интересно было бы сегодня узнавать в них «обыкновенных людей».

Стоппард откровенно иронизирует по поводу своих героев. А Бородин столь же убежденно сопереживает им. На взаимоисключающих, казалось бы, оценках, рождается произведение искусства. Наверное, и нам, и публике не было скучно ни минуты, потому что в создании «Берега» чувствуется горячая заинтересованность тех, кто его делал. А когда на сцене нет скуки, ее не может быть и в зале.